Никита с идолом стояли вдвоем перед дверьми храма, где пряталось человек тридцать руянцев: старики, женщины, дети, двое жрецов. Сыромятин поймал себя на том, что испытывает странную душевную симпатию к деревянному языческому чурбану. Ведь оба они упрямо охраняли последнее прибежище фанатиков Арконы, которых патрульные галактической службы перемещения обреченных цивилизаций не успели переправить на корабль. Вернее, не сумели уговорить покинуть храм.
Патрульное судно ГСП было замаскировано под ладью викингов, и большинство выживших горожан, которым чужаки пообещали теплые долины и зеленые луга в далеком краю, охотно последовали за спасателями, даже не подозревая, как много парсеков отделяет их новую родину от захваченного датчанами Руяна.
Оборотни появились неожиданно, когда Сыромятин предпринял очередную попытку договориться с фанатиками. Выдавая себя за уцелевшего витязя главного храма, Никита второй день вел со жрецами переговоры, обещая чертовым упрямцам прихватить с собой в ладью и их святыню, но все планы были нарушены разбушевавшейся нелюдью. Откуда в этой реальности взялись мутанты-оборотни в уродливых доспехах, спросить было некого. Вероятно, крестоносцы привели с собой мага-супернорма и в критический момент, заметив противодействие извне, вызвали переброс и прибегли к экстрасенсорике для управления монстрами. Вполне вероятно, за действиями нападавших стояли сенсы конкурирующей службы. А противостояли им лишь трое патрульных службы перемещения и деревянный чурбан. Впрочем, сейчас Никита с идолом как раз остались вдвоем.
К храму накануне Сыромятин едва не опоздал. Княгиню уже собирались принести в жертву Святовиту, громко взывая к богу о помощи, когда молодой воин вмешался и предложил себя взамен.
Высокая, худая, почти безгрудая, в балахонистом одеянии Всеслава выглядела нескладной и некрасивой, как породистая борзая. Но Ник мог представить себе, как потрясающе молодая вдова смотрелась бы в комбинезоне патрульного, с бластером в руках. Сыромятину всегда нравились высокие голубоглазые блондинки. Высокий рост и белокурые волосы, прядка которых, выбивавшаяся из под расшитого золотом белого платка, выдавала примесь варяжской крови, резко выделяя женщину среди коренастых бодричей. И княгиня казалась слишком юной для того, что быть матерью двух белоголовых мальчишек лет трех-четырех, которые крепко вцепились в края темного сарафана. Хотя кто знает — девушек на Руяне выдавали замуж рано, наверное, лет в четырнадцать- тринадцать.
Жрецы колебались недолго: вдова убитого вчера князя не отличалась красотой, а сильный молодой парень, тем более, добровольная жертва, должен был угодить могучему Святовиту. Не стали возражать, и когда Никита предложил перенести жертвоприношение во внутренний двор, к подножью истукана, выразив желание погибнуть в схватке с врагом у ног бога, дабы его жертва не оказалась напрасной. Всеслава проводила «спасителя» задумчивым взглядом холодных голубых глаз. Ник не был уверен, что женщина испытывает благодарность. Похоже, гибель ее и остальных руянцев откладывалась совсем ненадолго. Покинув храм, парень услышал топот и короткие приказы жреца — дверь в святилище заложили бревном. Единственным соратником Сыромятина оказался многорукий идол Арконы.
— Так-то вот, дружище Святовит, — задумчиво пробормотал парень, пытаясь изгнать из сознания неуместные мысли о красивых голубых глазах. Активировав силовой купол и стену огня, Никита связался с катером, попросив о двухчасовой отсрочке. Он мог бы вызвать спасательный флаер немедленно, но насильственная эвакуация носителей обреченной культуры строго запрещалась уставом патрульной службы перемещения. «Каждый имеет право погибнуть вместе с тем, что для него дороже всего» — гласил принцип спасателей, который нередко называли «правом на погибель». И принцип этот неоднократно подтверждался практикой — слишком уж разрушительны были действия фанатиков, спасенных против их воли, в новых мирах.
Никита не оставлял надежды уговорить обреченных руянцев. Но для этого, прежде всего, следовало избавиться от озверевших рыцарей-мутантов: оборотней-берсерков по-прежнему оставалось слишком много. На убийство патрульный решиться не мог: применение смертельного оружия при спасении обреченных цивилизаций так же строго запрещалось уставом, как и насильственная эвакуация — крестоносцы, победители, были в своем праве: их победа уже значилась в скрижалях Истории. Силовой же купол, защищая руянцев, в то же время ограничивал действие парализатора — стрелять было бессмысленно.
Враги, сообразив, чем чревато каждое приближение к барьеру, кучковались поодаль, чего-то терпеливо дожидаясь. Благо, времени у них было предостаточно. А вот у Никиты его оставалось совсем немного. Парень бросил короткий взгляд на ручной комм: несколько минут до полуночи. Не позже, чем через два часа корабль должен взлететь: точка переноса смещалась в пространстве медленно, но неотвратимо, и опоздавший патруль рисковал никогда не вернуться в собственную реальность будущего. И, главное, не доставить туда спасенных.
Ник уже собирался убрать силовое поле и попытаться положить как можно больше врагов лучом парализатора, когда пришла подмога. В первое мгновение Сыромятин даже затруднился бы назвать вмешательство фанатиков помощью, скорее помехой — двери святилища распахнулась, и язычники с воплями бросились к своему идолу. Похоже, и для них наступление полуночи что-то значило.
Руянцы даже не удивились тому, что Никита все еще жив, а грозные враги беспомощно беснуются вдалеке, не в силах преодолеть хлипкий деревянный частокол.