ГСП «Спасите Китеж» - Страница 35

Сам Мясоедов стоял на небольшом земляном валу, окруженном деревянной изгородью с несколькими высокими деревянными же колоннами, поддерживающими кровлю и с двух сторон завешенными покровами из тяжелой пурпурной ткани. В центре круга высилась фигурка-чурбан с грубовато вырезанными наметками лица, бороды и рук. На одной из колонн непонятно как держались золотой шлем и огромный щит с золотыми бляхами. У колонны и перед дубовым чурбаном земля была более темной, почти черной, как будто там пролили какую-то жидкость.

Севка не стал угадывать, что именно приносилось в жертву в святом граде.

— Блин! — невольно вырвалось у него. — Откуда в православном Китеже капище Ярилы? Или это я чего-то не понял? Не туда попал?

— Правду глаголишь, чужинец, капище поганое и есть, ибо воистину слаб человек, слаб, — сокрушенно сказал прямо за его спиной глубокий проникновенный голос, и Севка, вздрогнув от неожиданности, оглянулся, заметив позади, за оградой еще одно действующее лицо. Высокий седовласый старец в одеждах православного священника был настолько дряхл, что его поддерживали под руки двое отроков с благостными, слегка дебильными, по Севкиному мнению, лицами. Старец продолжал все в том же высоком стиле: — Грешны мы, ибо, убоявшись безжалостного супостата, воззвали китежане не только к господу нашему Иисусу Христу, но и к бездушному идолу!

— А ведь Ярила-то как раз и помог, спас город, солнцем осветив нам путь сквозь Светлояр, — вмешался в разговор Коврига. — Признай, его божьей волею пришли мы в этот мир, разве не так, Богомил?

— Для тебя, язычник, отец Федор! — враждебно огрызнулся священник. — И спаслись мы токмо волею господа нашего милосердного. А молитвы твои к поганому идолу искупаем сейчас тяжкой карою. — Резко развернувшись, старец в сопровождении отроков медленно прошествовал к спрятавшейся за деревьями невысокой церквушке.

С интересом выслушав содержательный, но не слишком понятный диалог «святых отцов», Мясоедов вопросительно посмотрел на китежского владыку. Ясно было только одно — жители города, напуганные ордынским нашествием, обратились к прежнему языческому культу, и момент спасшего их пространственного пробоя каким-то образом сопровождался явственными божественными знамениями. А вот только как беглецы перешли в водный мир из озера Светлояр? Не мог же Ярила снабдить древних китежан веганскими адаптерами? Или мог?

Судя по подслушанному разговору, Севкино появление удачно совпало с предсказанным пришествием Вестника, долгожданного спасителя. Что ж, по крайней мере, в этом отношении китежане не ошиблись. Если не Вестником, то уж спасителем Китежа Мясоедов был по долгу службы.

Похоже, чувствовали себя земляне в водном мире не слишком уютно. И было не понятно, как они ухитрились почти не измениться за тысячу с лишним лет? Впрочем, даже минимальное знакомство с хронотеорией позволяло легко ответить на этот вопрос. А вот на остальные свои вопросы Севка надеялся получить ответы у князя. И, кстати, о какой каре говорил священник?

Явственным усилием воли сдержав гнев, князь повелительно кивнул Севастьяну и направился к деревянному чурбану. Волхв без лишней спешки, солидно последовал за ним. Патрульный, погруженный в раздумья, проводил их взглядом, вновь задержав глаза на пятнах темной жидкости у ног идола.

— Пойдем, что ли, поговорим, — заметив колебания пришельца, миролюбиво сказал Коврига, обернувшись, и Мясоедов, едва сдержав вздох облегчения, повиновался. Похоже, в жертву его пока приносить не собирались. Он с любопытством разглядывал собеседников.

На молодом князе был островерхий венец, кафтан с широкими рукавами, из-под которых виднелись рукава сорочки. Ткань кафтана темно-красного цвета, в тон высоким мягким сапогам, была украшена орнаментом. Из-под кафтана виднелись зеленые порты. На плечи была наброшена роскошная меховая накидка, сейчас, правда, немного вывалянная в пыли. Удлиненное одухотворенное лицо с тонкими чертами и небольшой бородкой напоминало лики святых на старых русских иконах. Коренастый Коврига, невысокий, крепыш с пышной бородой, одетый в серую… хламиду — так про себя патрульный обозвал жреческую одежку, — рядом с высоким вальяжным князем казался грубоватым и простоватым.

— Ты что себе позволяешь, смерд? — китежский владыка не спешил устраивать расправу с наглым пришельцем, но удержаться от попрека не смог.

— Не смерд. Пинаться-то зачем было? — Мясоедов пожал плечами и, не желая больше отвлекаться на ерунду, перешел непосредственно к делу. — Так я, выходит, сейчас в светлом граде Китеже, а ты, получается, князь…? — он вопросительно посмотрел на средневекового модника. На вскидку тому можно было дать, максимум, лет двадцать пять, а значит, он никак не мог быть Юрием Всеволодовичем. Владимирскому князю во время гибельного нашествия 1238-го как раз минул пятый десяток.

— Мстислав Юрьевич я, — высокомерно ответил китежанин. — А вот ты кто, да с чем сюда пожаловал? — поинтересовался он.

— Я пришел вас спасти, — без обиняков ответил Севка. Ответом ему был дружный полу-вздох — полу-стон замершей в напряженном ожидании и прислушивавшейся к разговору толпы.

— Но… — попытался возразить пришельцу князь, однако разговор оборвался на полуслове. Водяная взвесь вокруг купола сгустилась, воздух потемнел до черноты, небо пронзили молнии, и земля под ногами людей содрогнулась в долгой конвульсии, затряслась и… разверзлась, быстро опускаясь в воду, поглощающую церкви, купола, нарядные домишки и людей. Нет, не так! По мере того, как прибывала вода, подступая к ногам, жители Китежграда, один за другим… пропадали. Севка не поверил глазам, когда стоявший неподалеку светловолосый парнишка, склонившись, исчез, а затем над серой волной вдруг мелькнула, плеснув брызгами, серебристая рыбешка и ушла в глубину.